Какая разница – успел, не успел… идет себе молодой здоровый парень, посвистывает, разулыбался весь своим мыслям – и вдруг ни с того ни с сего рушится оземь… что люди подумают? Правильно. Что бедняжке дурно стало. И с мостовой его следовало бы соскрести и помощь ему хоть самую немудрящую оказать. Вот тот господинчик сердобольный и окажет – сам вызвался, никто его за язык не тянул. А и хорошего вам здоровьичка, сударь доброхот… ишь, как возле парнишки суетится, какой заботливый да милосердный… побольше бы таких.
Да. Вот так меня и взяли. Околдовали и похитили. А свидетели похищения, небось, еще и волочить меня помогали.
Нет, но надо же было чары так суметь наложить, чтобы никто, никто в толпе ничего не учуял и ни в чем не усомнился… мастер! Есть чем гордиться, Дайр Кинтар – не абы кого на тебя натравили… вот только знать бы еще, зачем?
Впрочем, это я вскорости узнаю. И кто – тоже узнаю.
Я осторожно провел языком по внутренней поверхности щек, по деснам. Зубы вроде целы… но во рту все равно солоно. Кровь. Это, наверное, когда я приложился со всего маху мордой о мостовую.
– Он в сознании? – голос негромкий, спокойный, вежливый – но привычку повелевать ни годы, ни беды не вытравят. А обладателя этого голоса и годы, и беды покуда обходили стороной. Молодой голос. Шелковисто гладкий, как мерцающая древесина атласницы – и такой же твердый.
– Да, ваша светлость, – а это явно слуга.
Ах, вот даже как? Светлость? Светлость, и никак не меньше. Какому вельможе я успел на ногу наступить – и когда, кстати? Светлость, это ж надо же. С меня бы и благородия хватило.
– Он уже пришел в себя, – новый голос, глубокий, по-шмелиному басовитый. – Надеюсь, на этом я могу откланяться.
– И получить плату за свои услуги? – вновь первый голос, все так же хорошо модулированный, ровный… плохи мои дела. – Не сомневайтесь, я свои долги всегда оплачиваю сполна.
Интересно, это он волшебнику сказал – или уже мне? Чтоб я заранее осознал как следует и проникся. И вострепетал по возможности.
Шаги. Дверь хлопнула. Вероятно, волшебник удалился плату свою получать. Еще шаги. Ровные, уверенные. А вот это уже ко мне.
Повязку сорвали с моих глаз одним рывком, и свет хлынул мне в глаза – а вместе с ним и воздух в мои легкие. Как хотите, а с завязанными глазами дышится не в пример трудней. Я попытался вдохнуть полной грудью – не тут-то было.
Ах, вот оно в чем дело! Попробуй тут не задохнись. Теперь понятно, почему мне кажется, что у меня все не на месте, да вдобавок меня перепилили пополам тупой пилой. Нет, человеческого облика я не лишился. Просто тот сукин сын, что меня связывал, не хотел рисковать. Руки у меня не просто заведены за спину, не просто стянуты в локтях намертво, но и заложены после этого крест-накрест левая рука к правому боку, правая к левому – и стянуты за запястья поперек живота на редкость прочной и тонкой веревкой. Она-то и врезается в мое тело с такой силой. Нет, тупая пила как-то милосерднее.
Ничего не скажешь, надежно меня обездвижили. Я и слыхом не слыхал про такой способ руки связывать – а уж ноги… да, Кинтар, из такого не вывернешься и «рыбкой» не прыгнешь. Не получится на подлого пленителя броситься… тем более что и стоит он далековато для самого даже отчаянного прыжка. Знает, мерзавец, кого изловил. Очень хорошо знает.
Еще бы и мне знать, кто он, этот обладатель стального голоса с шелковым блеском? Вон он стоит, сосредоточенный, темноглазый, и лицо у него такое, словно его нарисовал некто, в жизни ничего не видевший, кроме ножей, и впервые попытавшийся изобразить человека. Оживший клинок – в неброском темном наряде легкого полотна, но с дорогими перстнями на пальцах холеных рук… вельможа, да притом из самых высокородных, вне всяких сомнений… он смотрит на меня, и в его взгляде я не могу прочесть ничего, совсем ничего… только взгляд мне его отчего-то смутно знаком… и не только взгляд – сама его манера смотреть, чуть отворотя голову, смотреть из-под длинной тяжелой челки наискось… похож, на кого же он, черт возьми, похож?
Обладатель вельможного голоса насмотрелся на меня вдоволь: губы его после недолго молчания разомкнулись.
– На колени, – велел он спокойно и обыденно.
Я не шелохнулся. Не подумал даже. О, конечно, мне в бытность мою учеником мастера Дайра приходилось проделывать разнообразнейшие поклоны перед самыми разными людьми, и иные из этих поклонов до сих пор отзываются в моей памяти изрядным унижением… но вот колени я гнул только перед одним человеком и только раз в жизни. Перед Майоном Тхиа в тот день, когда я едва не убил его. Так что – перебьетесь, ваша светлость.
– На колени, – повторил он тем же голосом, не переменясь в лице.
Я облизнул рассеченную губу и густо плюнул кровью.
Он слегка двинул пальцами – и кто-то из слуг с размаху прицельно пнул меня под колени сзади. Я так и рухнул, едва не раздробив коленные суставы о каменный пол. Больно, черт…
А вот сам дурак, Дайр Кинтар. Нашел где кураж показывать. Уж если эти люди дали себе труд нанять волшебника, похитить тебя при помощи его колдовства и притащить сюда связанным с недюжинной сноровкой – такие люди шутить не будут. И поделом тебе, Кинтар – не присутствием духа ты сейчас должен был щеголять, а беречь силы на предбудущее время, когда за тебя возьмутся всерьез… ох, ну когда же я смогу спрятать в карман свою злополучную гордость?
– Голову подыми, – велел стальной голос.
– Это еще зачем – чтобы снизу вверх на тебя глядеть? – О-ох, да что ж это меня словно за язык кто тянет! – Обойдешься, твоя светлость. Тебе и без меня есть за чей счет высокомерие тешить. А я уж лучше буду смотреть, куда мне тебя половчей ударить, если вырваться сумею.