И снова – тишина. Все назвали свои имена. Все до последнего новичка. Пришла моя очередь.
– Мастер Дайр Кинтар, – отчеканил я. Резко, сухо и властно. Во все время переклички я собирался с духом, чтобы голос мой прозвучал именно так. Я ведь и вообще был уверен, что «дам петуха».
Не было у меня родового имени. На помойке родовые имена не валяются. Сколько себя помню, не было у меня другого прозвания, кроме как Кинтар – скорее уличная кликуха, чем нормальное имя. Кинтаром я и остался – а Дайром Кинтаром сделался, когда учитель усыновил меня. Все в школе об этом знали, но полным именованием не величали никогда – а зачем? Я и сам думал о себе, как о Кинтаре безродном, и никак иначе. Но сегодня у меня не было выбора. И я впервые услышал, как это звучит – Дайр Кинтар. Услышал из собственных уст.
– На пальцы – начали!
Я велел ученикам отжиматься, намеренно не уточняя, сколько раз, и не задавая темпа. Новый учитель всегда так пробует незнакомую группу. Кто во что горазд. К середине тренировки обычно становится ясно, кто есть кто. Вот я их и пробовал, как новый учитель незнакомую группу. Будто я их и в самом деле вижу впервые. Будто это и не я изо дня в день бок о бок с ними отжимался, бегал, наносил удары.
Будто я и в самом деле не знаю, кто на что способен.
Как оказалось, я и в самом деле не знал. Во всяком случае, не все и не про всех. Некоторые вещи принимаешь как данность – а со стороны они выглядят совсем-совсем иначе. Кое-что я по привычке помнил правильно – однако иные результаты явились для меня откровением. Подозреваю, что для мастера Дайра – тоже.
– Довольно. Три раза вокруг рощи – бе-гом!
Я гонял их безостановочно, без передышки. Нельзя мне было останавливать занятие. Ни на единый миг, ни на единый вздох. Какой уж там обед! Когда я велел всем построиться, даже в сумерках было видно, как у бедолаг мелкой дрожью дрожат и подламываются ноги. Четко и правильно поклон не выполнил никто. Я выразительно промолчал. Пришлось проделать поклон вторично. Вот так-то оно лучше будет.
– Занятие окончено, – произнес я долгожданные слова.
Пошатывающийся строй не раскатился веселыми горошинами, как обычно. Ученики разбредались медленно-медленно. Когда бы не ужин, многие бы рухнули и заснули прямо здесь же, посреди двора. Но после такого тяжелого дня лечь спать на голодный желудок… есть этим измотанным парням хотелось все же больше, чем спать. Что ж, пускай идут ужинать. Но без меня. Мне сегодня с ними идти нельзя. Как-то оно так сложилось, что учитель Дайр почти всегда вместе с нами обедал, изредка завтракал – и никогда не ужинал. Пока обращение «мастер Дайр Кинтар» не начнет слетать с уст любого ученика легко и бездумно, без усилий и запинок, я не могу себе позволить пренебрегать маловажными традициями. Только главными.
Да и зачем он мне, этот ужин? Вот сейчас бы воды напиться вволю… я даже зажмурился, представив шелковистое прикосновение прохладной воды к моему пересохшему горлу. Совершенно не помню, пил ли я сегодня хоть что-нибудь? Ох, навряд ли. Очень уж день выдался тяжелый.
Бегать после вчерашнего я был не в силах – и все же до ручья я добрался почти бегом. Очень уж мне пить хотелось. И я даже нагнулся к ручейку. А потом попросту рухнул. Ничком, мордой в песок. Так близко от вожделенной воды.
Боги, как мне было холодно! Словно мне опять семь лет и я опять стою полуголый на снегу с протянутой рукой, и кучка медяков примерзает к моей ладони. Меня даже не колотило в ознобе – я костенел от немыслимого холода. Холод, боль и судорога.
– Знал бы, чашу бы прихватил, – сообщил сам себе Тхиа где-то у меня над головой.
Это ерунда, что Тхиа не прихватил чашу. Напоить меня отлично можно и из ладоней. Что он и сделал. Нет, чаша – это излишняя роскошь. Тхиа притащил кое-что получше чаши – теплое одеяло.
– По-моему, я тебе велел лежать, – хрипло прокаркал я, стараясь не стучать зубами.
– До ужина, – невинно подхватил Тхиа. – А ужин закончился.
И когда я пойму, что препираться с Тхиа – себе дороже?
– Как ты догадался, что мне нужно согреться?
– Было о чем догадываться, – скривился Тхиа. – Вообще-то это должно было случиться еще вчера. После такой порки обычно здорово знобит.
Зубы мои снова начали постукивать, и я ничего не сказал вслух – только вопросительно поморщился.
– Мы, аристократы, никогда низшего не обидим, – дернул ртом Тхиа. – Тут ты кругом прав. А вот по части наказать провинившегося – другое дело. По-твоему, я у себя в замке выпоротых слуг не видел, что ли?
Ах вот как ты заговорил, паршивец? Добро же.
– Послушай, – поинтересовался я, широко распахнув недоуменные глаза, – а замок – это что такое?
Тхиа подозрительно взглянул на меня.
– Это во-от такая хоромина, – объяснил он. – И в ней много этажей. И много комнат.
– Ну да, – понимающе подхватил я. – Много-много. Уйма этажей. И уйма комнат. И во всех комнатах целая уйма выпоротых слуг.
– Уйма, – подтвердил Тхиа, скаля в ухмылке зубы. – Правильно понимаешь.
– Рецепт этого зелья ты у слуг позаимствовал? – поинтересовался я.
– Ничего подобного, – отрезал Тхиа. – Я его сам составил.
Ах, вот даже как?
– Мощная штука, – неловко пробормотал я. Мне и в самом деле было неловко. До сих пор Тхиа оскорблял меня… а теперь, кажется, я сам обидел его – и крепко.
– Еще какая мощная, – вновь оживился Тхиа. – После нее тебя и вполовину так трясти не должно было. Но ведь ты у нас сегодня еще и на солнышке перепекся. Целый день столбом простоял. Без еды, без питья, на самом солнцепеке – чисто изваяние, одни губы шевелятся.